Не свойственно ли вам такое - вы вспоминаeте себя в детстве или юности, о чем думали, разговаривали и мечтали, вспоминаете подробно, и вдруг с удивлением обнаруживаете, что в таком неразумном возрасте у вас проскакивали, иногда, такие взрослые, серьезные, даже мудрые мысли, что даже не верится. Были ли вы действительно не по годам умны? Не выдумали ли вы вот ту самую мысль много-много позже? Или это было озарение?
Вспоминаю, как много-много лет назад я стояла перед запертыми дверями подъезда в заснеженном пустом дворе по какому-то Богом забытому минскому адресу, глядя в черные окна и звездное небо,а оно еще было ужасно холодным (кажется, минус двадцать )- и вдруг подумала...
Нет, не так. Начнем с краткой характеристики героя. Я была, согласно паспорту, восемнадцатилетней девицей с серьезным выражением лица, а на самом деле все еще дремучим, чудовищно закомплексованным подростком, разрывающимся каждодневно, ежечасно и поминутно между крайностями “Я тупица, идиотка, я никогда этого не пойму и не выучу” и “Да я здесь умнее всех, не видите что-ли?”; “Боже, какая я уродина, что это за прическа, что это за фигура.” и “О, он ТАК на меня посмотрел!”; “Как вы мне все надоели!” и “Как же меня еще терпят?”. После наконец-то закончившихся мучительных школьных лет я узнала счастье (повезло с институтом) изучать то, что мне нравилось и удавалось, и училась, училась, училась, захлебываясь от знаний, а иногда от слез, потому что все-таки многое не получалось. И еще в тот год я с восторгом и удивлением открыла для себя возможность зарабатывать. Тогда в нашей маленькой но гордой республике еще спешно строился капитализм, и в свете новых ценностей прибавка к маленькой стипедии от частных уроков придавала мне значительности в собственных глазах: благодаря этому я могла эдак запросто пойти валютный отдел универмага и купить себе .....ну например....ну например купить себе какое-нибудь дорогое французское мыло “камэй, для гладкой, бархатистой кожи", рекламу которого бесконечно крутили по телевизору, или тяжелую плитку немецкого молочного шоколада с цельными орехами и изюмом - единственные из доступных мне символов роскошной жизни. Правда не покупала, жадничала, но ведь могла же, в любой момент... Вот за это ощущение свободы, которое давали пару десятков долларов в месяц, я готова была вечерами ездить на чертовы кулички в любую погоду и любом состоянии, чтобы за небольшую плату час позаниматься с ребенком - традиционнейший студенческий заработок испокон веку.
За этим меня однажды и застала запертая дверь подъезда моей репетиторской семьи тем морозным февральским вечером. Конечно, виновата была я сама - сначала закопалась на занятиях, задержалась, и из-за этого не заехала домой, как обычно, и не узнала, что звонила мама ученика с предупреждением, что приходить сегодня не надо. Не подозревая, я ехала сразу на место назначения, грелась на заднем сиденьи десять раз промерзшего и оттаявшего троллейбуса с влажными, грязными стеклами, уставшая и голодная, но в приятном ожидании - после этого урока родители мальчика должны были расплатиться, всегда расплачивались после десяти занятий... Остановка, скользкая бежевая от песка тропинка, двор, звонок, нет ответа, да и окна темные - значит их нет дома. Черт, черт, черт. Но так просто я сдаваться не хотела, может быть они просто опаздывали, не вернулись откуда-нибудь, ничего, дождусь. Сбегала в ближайший гастроном. Кошелек мой был практически пуст, ( я не зря хотела во что бы то ни стало выцарапать оплату ), но нескольких выкопанных из разных уголков смятых рублей- тогда еще зайчиков- хватило, о чудо, ровненько на четвертинку черного хлеба. Оказавшегося довольно черствым. С хлебом и надеждой вернулась во двор - увы, окна по-прежнему темные. Но я продолжала упорствовать. Стала под дерево, отщипывая потихоньку от краюшки, вздохнула, прислонилась к стволу, взглянула в который раз наверх, на темные окна и на звездное небо. И вдруг подумала... нет, я правда-правда, честное-пречестное слово подумала следующую мысль: вот когда-нибудь, через много лет, когда я буду вспоминать себя в темном пустом дворе тем морозным вечером, глупую юную девчонку в тяжелой дубленке и кусучем шарфе, стоящую перед запертой дверью в совершенно бесполезном ожидании, уставшую свинцовой усталостью, ( а впереди еще ехать домой и готовиться по четырем предметам), жующую черный невкусный хлеб, замерзшую, обозлившуюся на себя и всех, упорную - то решу ли я тогда, взрослая и мудрая, что это время было тяжелым, неприятным периодом в моей жизни и как же все-таки хорошо что оно осталось позади. Или же наоборот, увижу вдруг, что оно, это время, те дни, были на самым деле самым счастливым, и что лучшего у меня уже никогда не будет?
И вот для этого, чтобы когда-нибудь это понять, я тот вечер так хорошо запомнила - и дверь, и снег, и хлеб, и небо.
И все еще решаю.